Друзья, наш фото проект и что из этого получилось (статья по ссылке). Шесть ходок. В общей сложности по лагерям да зонам провел 20 лет. Весь в татуировках. Взгляд колючий. Леонид твердо решил больше не возвращаться за решетку. К этому решению оказались не готовы ни общество, ни государство. Его не берут на работу, его нигде не ждут. И он согласился принять участие в нашем эксперименте, чтобы показать людям, какой он. А еще… нет, не вызвать у них сочувствие и тем более жалость, а декларировать свое право на жизнь среди них, несмотря на богатое криминальное прошлое.Один из самых важных за всю историю современной России законов — о пробации — проходит сейчас последние согласования, после чего будет внесен в Госдуму. Если его примут в том виде, на котором настаивают правозащитники, — это будет настоящей революцией. С рецидивом может быть покончено. Пока это кажется фантастикой, да и любую хорошую идею порой умеют так извратить, что, прямо по Черномырдину, «хотели как лучше, а получилось как всегда». Но что, если получится? Дай бог, чтоб получилось!А пока… Сможет ли такой человек, как Леонид, социализироваться, почувствовать себя принятым, нужным? Возьмут ли его на работу? Каковы шансы на это без закона и с ним?«МК» начинает уникальный фотопроект. В рамках него будем показывать бывших осужденных, помогая им почувствовать себя принятыми, а нам — принять их. Спасибо Натали Русс за эти фото, Денис Набиуллин за модель и кошку)
Шесть ходок. В общей сложности по лагерям да зонам провел 20 лет. Весь в татуировках. Взгляд колючий. Леонид твердо решил больше не возвращаться за решетку. К этому решению оказались не готовы ни общество, ни государство. Его не берут на работу, его нигде не ждут. И он согласился принять участие в нашем эксперименте, чтобы показать людям, какой он. А еще… нет, не вызвать у них сочувствие и тем более жалость, а декларировать свое право на жизнь среди них, несмотря на богатое криминальное прошлое.
Один из самых важных за всю историю современной России законов — о пробации — проходит сейчас последние согласования, после чего будет внесен в Госдуму. Если его примут в том виде, на котором настаивают правозащитники, — это будет настоящей революцией. С рецидивом может быть покончено. Пока это кажется фантастикой, да и любую хорошую идею порой умеют так извратить, что, прямо по Черномырдину, «хотели как лучше, а получилось как всегда». Но что, если получится? Дай бог, чтоб получилось!
А пока… Сможет ли такой человек, как Леонид, социализироваться, почувствовать себя принятым, нужным? Возьмут ли его на работу? Каковы шансы на это без закона и с ним?
«МК» начинает уникальный фотопроект. В рамках него будем показывать бывших осужденных, помогая им почувствовать себя принятыми, а нам — принять их.
Леонид и черный кот
Недавно на большом мероприятии в честь 25-летия со дня принятия Уголовного кодекса РФ молодой журналист заявил, что всех, кто совершил преступления второй раз, нужно отселять навсегда куда-нибудь на Таймыр. И пусть-де живут там как хотят, раз не могут соблюдать законы. По этой логике Леонида нужно было бы отселять даже не на Таймыр, а на другую планету. Как-никак шесть раз был за решеткой.
Мы встречаемся с Леонидом и фотографом-художником Натали Русс около старого здания Электрозавода. Внутри есть помещения, которые словно бы законсервировались со времен советский эпохи. Мы отправимся благодаря им в путешествие на «машине времени» к той точке, когда Леонид начал совершать преступления.
— Я москвич в третьем поколении, — начинает Леонид. — Семья у меня интеллигентная. Мама — старший инженер, отец — заведующий складом в типографии «Красная Звезда» (я, кстати, там одно время работал помощником печатника). Но дурная компания, затянуло с молодости. У меня дача была в Подмосковье, связался там с местными. Сначала мы угоняли коней, аж во Владимирскую область их уводили. Потом осень наступила, кони уже — неактуально, потому как холод, романтики нет. Стали угонять автомобили. Первый срок получил за угон в 1983 году. Попал в Можайскую колонию для несовершеннолетних. Второй раз попал за превышение самообороны — дали год. Ну и понеслось. Были сроки за хулиганство, покушение на убийство, угрозу убийством (поссорились с соседями, я нагрубил, решил их попугать своим антикварным оружием, и этого было достаточно). В последний раз получил срок в 2017-м за то, что 9 Мая после салютов решил пострелять в воздух.
Леонид в качестве заключенного объехал едва ли не всю Россию. На вопрос «Часто ли били, пытали?» отвечает: «Попадало, конечно», рассказывает, как в «Бутырке» в 90-е заключенных прогоняли через строй надзирателей с дубинками (называлось «пустить камеру на бега»), спускали на них овчарок, как ОМОН заходил и «клал на коридор» зэков лицом вниз, а по голым телам потом бегали ногами. Вспоминает, как сидел в камере на 35 человек, где по факту было 120. Нынешние времена называет почти что золотыми с точки зрения гуманизма.
В перерывах между отсидками Леонид периодически работал (тем более что в те годы за тунеядство можно было получить новый срок до 2 лет).
— Кем я только не был, — вспоминает Леонид. — В какой-то момент окончил школу-магазин (такие в СССР были) по профилю мясника. Но торговля — не мое, я это быстро понял. Устроился в Уголок Дурова разносчиком кормов. Тяжело было, животных много, а нас мало (трое). У меня на попечении была слониха, ламы, обезьяны. Скучал по ним потом, когда все бросил. Почему уволился? Тогда я молод был, в голове дурь лихая.
Арт-терапия против рецидива
Натали Русс не обычный фотограф-художник. Она использует снимки для того, чтобы показать людям их внутренний свет. Ее концепция состоит в том, что сущность любого человека — не преступная, он изначально, по самой своей природе, создан не для темных дел.
Перед съемками она опрашивает всех потенциальных героев своих фотосессий, узнает у них про их жизнь и мечты, про то, с кем из персонажей фильмов они себя ассоциируют, что в жизни не принимают и т.д. И дальше создает фотообраз, который вызывает у человека эмоции и чувства, которые, возможно, помогут отпустить старую обиду, боль и реализовать себя.
Для всего этого нужно в «модель» почти что влюбиться, тотально принять и показать ей — она заслуживает жить и быть счастливой хотя бы уже по праву рождения. Но легко симпатизировать красивым женщинам, успешным мужчинам, и совсем другое — человеку с таким прошлым.
— Я очень волновалась перед встречей с ним, — признается Натали. — Из долгих предварительных разговоров по телефону узнала, что он никого не убивал, крови на его руках нет. Для меня это было важно, хотя я понимаю, что социализироваться должны в том числе и убийцы, тут ничего не попишешь.
Оказалось, что Леонид любит носить черные костюмы, туфли с острым носом. Он умудряется при всем своем, скажем так, незавидном положении выглядеть очень стильно. Это меня поразило.
Общение с ним показало, что на самом деле он всегда хотел выделяться, быть нестандартным, а другого пути, кроме как криминального, для этого не нашел. Мы с Натали решили не подбирать для него новую прическу и одежду, а через фото показать ему самому, что люди его могут принимать таким, какой он есть, а стилягой можно быть, так сказать, в рамках правового поля.
Для фотоссесии нашли черную кошку (он сам так захотел), с которой, правда, вышел казус — в какой-то момент она сбежала. Когда Леонид сбросил пиджак, оказалось, что все тело его исписано, как картина. И у каждой татуировки своя история, которую уже не вычеркнешь, да и не в этом цель. Пока Натали щелкает затвором, я выясняю разные подробности из жизни.
Леонида поначалу немного смущает такое внимание к его персоне. Он удивлен, что бывшие осужденные кого-то интересуют, и искренне благодарен за это. Про себя рассказывает — вспыльчивый, любит антикварное оружие (он в нем большой эксперт).
— Я вышел в прошлом году, — говорит Леонид. — А тут мир на карантине. Паспорт потерян был, пришлось его восстанавливать. С большим трудом встал на учет в центре занятости. Пришел, а мне говорят: «Становитесь сами через компьютер». А у меня нет компьютера, где я его возьму? Пожаловался в Департамент труда и занятости. Пришел ответ, что мною займутся. В итоге меня вызвали в службу занятости и сказали: «Вон у нас стоят компьютеры, идите и пользуйтесь». А я не умею, меня никто не учил. «Пальчиками ударяете по клавиатуре, и все получится», — ответил специалист. Я сказал, что жалобу написал. Скандал разразился. И мне говорят: «Может, вам лучше обратно в колонию вернуться?»
Писал в мэрию и Администрацию Президента о своей ситуации. В общем, «куратор» в службе занятости сказала, что направлений на работу мне не дадут, надо искать самому. Искал — без толку. Судимых не берут нигде.
Но вот съемка завершена. Мы тепло прощается.
— Я понимала, что он не будет позировать, и я буду подстраиваться под него, — делится своими впечатлениями Русс. — Если поза для него была неорганична, он сразу об этом говорил. Он был не агрессивный, но я осторожничала с ним. Не была сначала расслабленна, старалась контролировать, чтобы не сказать лишнего, чтобы его не разозлить. Я знала, что он импульсивный. В итоге съемка стала точкой роста и для меня: суметь настроиться на волну, принять, понять. А сам он почувствовал наше участие, участие общества в его судьбе.
Мы надеемся помочь Леониду с трудоустройством, научить пользоваться компьютером и соцсетями, где он может разместить те снимки, что ему понравятся, чтобы найти друзей в мире не криминальном, а гражданском.
Спецоперация «Пробация»
В отчете МВД о состоянии преступности в России за 2020 год сказано: больше половины (59,8%) расследованных преступлений совершено лицами, ранее преступавшими закон. Рецидив огромен, и не обращать на это внимание — само по себе преступно.
Недавно один бывший следователь написал пост в соцсетях о том, как стал свидетелем сцены: в магазине на кассе продавщица накричала на человека, который не умел пользоваться пластиковой картой. Он пытался ей объяснить, что только освободился... Каждый, кто выходит из колонии на волю, будто попадает в другой мир — так стремительно все меняется. Это пугает бывших сидельцев. И многим зачастую не остается ничего, кроме как возвратиться в мир привычный, тюремный.
Идея создания пробации не новая, но все прочие попытки претерпевали неудачу. И вот очередная, но на этот раз шансы, что все заработает, действительно есть.
Итак, законопроект (разработан Минюстом при участии правозащитного сообщества, в том числе членами СПЧ, включая автора этих строк) предусматривает четыре вида пробации. Это досудебная, судебная, пенитенциарная и постпенитенциарная.
— Пробация на стадии следствия, то есть досудебная, позволяет уменьшить число взятых под стражу людей и снизить опасность совершения новых преступлений на период нахождения под подпиской о невыезде, — говорит правозащитник Андрей Бабушкин. — Если человек уже в СИЗО, то пробация предусматривает более глубокое изучение его личности, мотивов совершения преступления. Судебная — это о принятии судом решения уже с учетом его положительных и отрицательных черт и вынесении приговора, не связанного с лишением свободы.
Как будут работать эти два вида пробации — вызывает много вопросов. Куда проще с двумя другими — на стадии, когда человек сидит в колонии и когда он освободился.
Вот представьте, «заехал» сиделец за решетку, а с ним сразу начинают работать специалисты. Они помогут восстановить все документы, проконтролировать, чтобы сохранилось его жилье, обучат финансовой грамотности и т.д.
— Ему оказывается помощь в том, чтобы у него не возникло огромных долгов (если на воле остались кредиты, например, то их реструктурировать), — продолжает Бабушкин. — Разыскиваются его родственники. Ему оказывается помощь в примирении с потерпевшим. С ним много работают психологи. В итоге человек подвергается разрушению под влиянием тюремных условий в меньшей степени или личность не разрушается, а наоборот, происходит ее развитие. Задача пенитенциарной пробации — чтобы человек задумался о причинах прежнего поведения, получил поддержку. А после отбытия наказания ему помогут адаптироваться к современной жизни, устроиться на работу и многое другое.
Служба пробации будет на базе ФСИН, но с привлечением самых разных институтов гражданского общества. Бабушкин, к слову, настоял, чтобы было введено понятие научного обеспечения института пробации. Если это будет сделано, то высока вероятность снижения численности тюремного населения.
Как все это будет работать — время покажет. Но опыт других стран, где службы пробации давно работают, говорит, что рецидив снизится по меньшей мере наполовину. В любом случае без поддержки общества и изменения отношения к бывшим преступникам вряд ли изменения будут кардинальными. Пока мы все не поймем, что эти люди — не инопланетяне, что они выросли среди нас. И наша задача помочь им, как говорит Натали Русс, понять, что они по самой природе своей не преступники.
Автор: Ева Меркачёва
Источник: МК
ФОТО: НАТАЛИ РУСС. |
ФОТО: НАТАЛИ РУСС. |
ФОТО: НАТАЛИ РУСС. |
Комментариев нет:
Отправить комментарий