понедельник, 3 мая 2021 г.

Но люди и здесь живут

Фото: Татьяна Островская


Я отправилась на зону, чтобы посмотреть на воров, бандитов и убийц. Я взяла с собой фотоаппарат, чтобы увидеть и разобраться в нас самих


Знания большинства из нас о зонах, колониях, тюрьмах и заключенных — это мозаика из кадров художественных фильмов, строчек статей из вчерашних газет (для кого-то, впрочем, «Медиазоны») и небольшого репортажа НТВ из колонии строгого режима. Номер колонии уже никто не вспомнит.

Эти знания отделяет от реальности целая пропасть. Чтобы попробовать преодолеть ее — или хотя бы оценить ее масштаб, я отправилась в исправительную колонию № 7 (ИК-7) для женщин.

Исполнение наказания вместо исправления преступника — эта семантическая ошибка закралась в название целого государственного института и так там и живет. Два зека из трех, по статистике ФСИН за 2020 год, попали в места заключения уже не в первый раз. Сотрудники ИК-7 говорят, что для женской колонии эти цифры еще мрачнее. И даже ошибку юности или глупости, случайный шаг за грань закона часто не удается исправить вовсе.

Я не собиралась исследовать условия содержания, не пыталась разобраться в справедливости судебной и исправительной системы. Главная мысль, с которой я вернулась оттуда, — убрать пару кирпичиков из психологической стены, которая отделяет «сидящий» мир от «несидящего». Да, судебный приговор — это не повод отворачиваться от человека и лишать его права на сострадание и эмпатию. По ту сторону колючих проволок часто оказываются такие же, как мы, люди, они вяжут кофты, сажают цветы, влюбляются в героев книжек и лечат больных животных.

Пропасть между свободой и несвободой чувствуешь, даже оказавшись здесь по собственному желанию. На фоне понятного и предсказуемого мира «неволи» проблемы и заботы того, что «снаружи», могут превратиться в монстров, победа над которыми кажется невозможной. Тем понятнее становятся истории женщин, не сумевших задержаться на свободе. Тем восхитительнее истории тех, кто смог не вернуться обратно.

«Мне говорят: на зоне страшно работать, а я отвечаю:
на воле страшно ходить, — говорит сотрудница колонии.
— На воле не знаешь, чего ожидать от человека,
а на зоне хотя бы все понятно»
Фото: Татьяна Островская


Окаттето живет на Ямале, давно освободилась,
 родила двух ребятишек
Фото: Татьяна Островская

Эля освободилась летом 2016 года и
 умерла от передозировки в январе 2017-го. Ей было 25 лет
Фото: Татьяна Островская


В один из моих приездов в комнате для досуга
шел ремонт, телевизионную антенну
пришлось снять.  Но девушки не растерялись
 и быстро собрали альтернативу
 из подручных материалов
Фото: Татьяна Островская

Те, кто не может работать по состоянию здоровья,
могут читать.
Правда, сидеть на кровати днем не положено даже им
Фото: Татьяна Островская

Вечером — личное время.
Хочется, конечно, назвать его свободным, но нет
Фото: Татьяна Островская


Время от времени Маня находит больных животных,
выхаживает их, а потом отпускает на свободу.
А сама возвращается в тюрьму уже в четвертый раз
Фото: Татьяна Островская

Клумбы на территории колонии —
хоть какое-то пространство для творчества
Фото: Татьяна Островская

На зоне каждая минута расписана по секундам:
 подъем, чистка зубов, завтрак, кто-то идет на работу,
кто-то — в ПТУ на учебу,  кто-то шьет — скучать некогда.
Речкина была самой первой осужденной,
которая приехала в ИК-7
(перепрофилирована из детской колонии),
она уже освободилась и умерла от обычной болезни
Фото: Татьяна Островская

Арестантки едят просто, но вкусно:
суп, второе с мясом, компот, свежий хлеб.
 Возможно, от того, что готовят они сами,
 еда кажется мне немного домашней —
такой может похвастаться не каждый
санаторий или больница
Фото: Татьяна Островская

Это любимая фотография сотрудников колонии,
 по их словам, на ней видна вся боль России,
общества, этих женщин, чья жизнь прошла в неволе
Фото: Татьяна Островская


Ирония картографии: колония-поселение для женщин,
бывшая ИК-7, находится в поселке Светлом
(Республика Марий Эл).
На момент съемок здесь отбывают наказание женщины,
попавшие в тюрьму не в первый раз.
Как и все женские колонии, эта тюрьма —
общего режима, максимальный срок заключения — 18 лет
Фото: Татьяна Островская

Фото: Татьяна Островская

Елена
Фото: Татьяна Островская

Некоторые осужденные особенно сближаются,
живут и работают вместе
Фото: Татьяна Островская

Музыка начинает и заканчивает рабочий день.
На «Промке» — так называется рабочий цех в колонии —
 она играет постоянно
Фото: Татьяна Островская

Страх перед тюрьмой сменяется робостью,
а затем смелостью.
И вот я уже хожу по колонии без сопровождения.
Остаюсь с осужденными наедине. Мы разговариваем
Фото: Татьяна Островская


Помимо цеха, на территории колонии есть столовая,
прачечная, магазин, актовый зал, библиотека
Фото: Татьяна Островская

Я предлагала Эле помочь найти работу
фотомоделью в Москве. Она в ответ рассказала,
что девчонкой попала в компанию парня,
сына влиятельного предпринимателя,
где попробовала наркотики.
Эля вернулась к той жизни. Ей навсегда осталось 25 лет
Фото: Татьяна Островская


Самые распространенные преступления связаны
с наркотиками и самообороной. Самая модная одежда —
с бейджем на правой груди
Фото: Татьяна Островская

Фото: Татьяна Островская

Зарина живет в Казани, мастер по маникюру и ресницам.
 В колонии считалась первой красавицей и отличалась
тем,  что каждого могла обвести вокруг пальца,
пока тот и моргнуть не успеет
Фото: Татьяна Островская

Фото: Татьяна Островская 


Справа: Виктория освободилась 2 года назад.
 На заднем плане картина Натальи
 (той, что шьет русских плюшевых мишек для всего мира).
Вышла замуж, 2 месяца назад родила.
Кот на фотографии - Дзюба, самый привилегированный
житель колонии,  спал на пуховой перинке,
каждый месяц ему заказывали еду на 5 тыщ
Фото: Татьяна Островская

Недоверие ко мне быстро сменилось желанием
пообщаться  и получить хорошую фотографию
Фото: Татьяна Островская

…Это такое же естественное стремление
к красоте и творчеству,  как и костюмы
для незамысловатых праздничных постановок
Фото: Татьяна Островская

Работа не освобождает.
Но она обретает здесь новые смыслы
Фото: Татьяна Островская

Гульнаре помогла церковь, куда она ходит и сейчас.
 Она вышла замуж и ждет ребенка
Фото: Татьяна Островская

Девочки моют школу перед 1 сентября,
 на фотографии перекур
Фото: Татьяна Островская

Сами осужденные зачастую просто привыкают
к такой жизни.
Здесь есть крыша над головой, безопасность,
одежда и еда, порядок — все то,
чего у многих из них попросту нет на воле
Фото: Татьяна Островская


Тюрьма становится привычкой,
от которой сложно отказаться
Фото: Татьяна Островская

В колонии девушки, как правило,
образуют гомосексуальные пары.
 Освободившись, они возвращаются к гетеросексуальным
традиционным отношениям
Фото: Татьяна Островская

Фото: Татьяна Островская 

Наталья за время пребывания в колонии научилась
шить мягкие игрушки. Мы поддерживаем связь:
 уже три года она живет в Москве,
а плюшевых мишек, «как из детства»,
у нее заказывают по всей России и даже в Европу
Фото: Татьяна Островская

В колонии есть место работе, дружбе,
 человеческому общению
Фото: Татьяна Островская

Надпись на татуировке: Welcome to in my big world.
 Делать татуировки, красить волосы и брови,
носить разноцветные сланцы —
единственные возможности для украшения себя
 в колонии для женщин
Фото: Татьяна Островская

У Марии из Москвы на свободе есть дочка.
Мария отбывала срок за употребление наркотиков,
сейчас она здесь уже повторно
Фото: Татьяна Островская



Таня, москвичка из хорошей обеспеченной семьи,
 но ее жизнь определили наркотики
Фото: Татьяна Островская


«За десять лет, что я работаю в колонии, освободились
и не вернулись единицы, — говорит сотрудница колонии,
— их можно пересчитать по пальцам,
 и это всегда воля случая, какая-то Божья воля».
По ее словам, практически все эти случаи связаны
с полной сменой окружения
 и поддержкой со стороны:
например, осужденные уходили в религиозную общину
и уже не возвращались обратно
Фото: Татьяна Островская

Текст и фото: Татьяна Островская

Источник: Такие дела


Не одежда красит человека, а его добрые дела! >>

Комментариев нет:

Отправить комментарий